Вопрос "зачем всё-таки Герасим утопил свою Муму?" вызывает много споров. Действительно, понять этот поступок и разгадать тайну души крепостного великана сложно. Но ведь и мы подчас сами совершаем не свойственные нам поступки, стараясь угодить своим близким, любимым, а подчас и вовсе не знакомым людям. Причём, как правило, действия, совершённые вопреки себе, ни к чему хорошему не приводят. Но это уже другой разговор. Вернёмся к знаменитому произведению И.С.Тургенева.
Прототипом дворника Герасима в "Муму" был крепостной крестьянин Андрей, (дворник в доме матери писателя В.П.Тургеневой), такой же, как и Герасим, богатырь и глухонемой от рождения. Варвара Петровна гордилась своим дворником. Одет Андрей был всегда очень хорошо: кроме красных кумачовых рубашек, никаких больше не носил.
В каморке немого Андрея и увидела Варвара Петровна впервые маленькую собачку, умную и ласковую, бесконечно преданную хозяину. Дворник звал её каким-то коротким мычанием. Судьба этой собачонки оказалась столь же печальна, как и судьба всем нам известной Муму.
О месте действия литературного произведения можно с уверенностью говорить, ссылаясь на свидетельство его создателя или же на основании самого текста. Итак, обратимся к тексту. "Он хотел проводить её (Татьяну) до заставы..., но вдруг остановился на Крымском броду, махнул рукой и отправился вдоль реки".
Крымский брод - перекат на Москва-реке в том месте, где ныне стоит Крымский мост. Даже те, кто пока не бывал в Москве, наверняка слышали об этом месте столицы.
Улица Остоженка, на которой жила мать писателя, выходила к Крымскому броду. А её дом расположен был неподалеку от переправы. Так что у реальных событий, положенных в основу знаменитого рассказа, есть конкретный адрес: Остоженка, дом 37. По всей видимости, Герасим нашёл свою собачонку на Пречистенской (ныне Кропоткинской) набережной. Конечно, сейчас уже трудно представить себе заросший травой топкий берег, глядя на каменную набережную Москвы-реки. И всё-таки стоит взглянуть на план Москвы тех времён, чтобы убедиться, как точен Тургенев в изображении реальной топографии.
Помните последние трагические страницы повести? "Дойдя до угла улицы, он остановился, как бы в раздумье, и вдруг быстрыми шагами отправился прямо к Крымскому броду... Герасим всё грёб да грёб. Вот уже Москва осталась назади. Вот уже потянулись по берегам луга, огороды, поля, рощи, показались избы. Повеяло деревней". Если вы помните, грёб Герасим против течения, так что по всей видимости, в сторону Лужников. Тогда там была Лужнецкая слобода. Так что вполне вероятно, что финальная сцена произведения развернулась где-то против Нескучного сада, там, где Москву-реку пересекает массивный мост Окружной железной дороги.
Как вы помните, после гибели собачонки Герасим ушёл из Москвы в родную деревню. А вот судьба Андрея сложилась несколько иначе: он остался при барыне таким же покорным рабом, как и прежде. Воспитанница В.П.Тургеневой В.Н.Житова вспоминает, что Андрей "до самой смерти барыни служил ей и, кроме неё, никого своей госпожой признавать не хотел". Даааа: получается, простил реальный Герасим любимой барыне смерть своей Муму!
А напоследок несколько слов о Варваре Николаевне Житовой - непосредственной свидетельницы всего, что происходило в доме матери великого писателя. Она была дочерью Варвары Петровны Тургеневой, (хотя в своих записках называет себя её воспитанницей) и, следовательно, сестрой Ивана Сергеевича Тургенева. Но, конечно, не родной: отцы у них были разные. Житова - её фамилия по мужу. Но если бы не было необходимости тщательно скрывать внебрачное происхождение, то Варвара Николаевна Богданович-Лутовинова должна была бы называться Варварой Андреевной Берс!
Вы слышали эту фамилию? Да, да, да, вы правы: Сонечка Берс - Софья Андреевна (!)Толстая -жена великого писателя Льва Николаевича! Так что Варвара Николаевна Житова не только сестра И.С.Тургенева, но и свояченица Л.Н.Толстого. Всё дело в том, что Андрей Ефстафьевич Берс, тесть Л.Н.Толстого, некоторое время до своей женитьбы служил домашним врачом В.П.Тургеневой. Вот такие повороты совершает иногда человеческая судьба, оборачиваясь сюрпризами и загадками жизни!
- По страницам ваших писем
Всё-таки халява - дело беспокойное. Это с виду только она хороша. Этимология слова спорная, так что разговор продолжается.
Так, наш подписчик Алексей Ю. продолжает "халявную" тему: "Ивритская этимология (см.выпуск 71) в народе весьма распространена, мне даже доводилось слышать, что слово возникло в Одессе в начале 20 века, когда жертвам погромов бесплатно выдавали молоко. Но она, кажется, все же "народная" (то есть фантастическая) - и каждый знающий иврит выдумывает ее заново, изобретая собственную мотивацию. Семантическое развитие, приведшее к нынешнему значению, я бы восстановил так: от значения "голенище сапога" (широко известно и в украинском; "стеклодувное" значение - метафора от этого) к значению "распущенная женщина" (тоже достаточно прозрачная метафора; в украинских диалектах это слово тоже широко представлено и означает женщину, которая всем "дает" не за деньги, а просто так, из любви к самому процессу) - к значению "что-то, доставшееся бесплатно, без труда, без усилия, чтобы это приобрести".
С этой точкой зрения перекликается письмо Алексея Г. Я слышал другую версию появления этого слова. "Холява" - старое название голенища сапога, имеющего цилиндрическую форму (перекликается с версией о стекольной халяве). Шить голенище намного легче, чем нижнюю часть обуви, сопряженную с подошвой. Человека, шившего холяву, т.е. холявщика, выполняющего легкую работу, можно, пожалуй, сравнить с человеком, "бьющим баклуши", не бездельником, но человеком, не напрягающимся при работе.
А вот Игорь К.. согласен с версией, представленной в 71 выпуске: "Действительно, халява по-еврейски молоко. Слово вошло в бытовой украинский (русский) на территориях черты оседлости как нечто, за что не нужно платить, данное просто так, от широты души. Когда у еврейского молочника оставалось нераспроданное молоко, то он выходил на улицу и кричал: "Халава!" и призывал живущих рядом и просто прохожих получить это молоко даром."
И ещё одно письмо на эту тему от Андрея К.:
"Предлагаю свою фантазию на тему «халявы». Если я не ошибаюсь, так называется что-то связанное с голенищами сапог (быть может, те ушки в голенищах, через которые надо продевать верёвочки для переноски сапог). Кажется, я читал что-то вроде «…вода переливалась через халявы сапог».
Так вот, представьте себе картинку: лет 150-200 назад бредут несколько человек в город, держа связанные сапоги на палочках за плечами по бережливому обычаю того времени. Когда желудки начинают выводить трели, народишко останавливается на привал, и, следуя общинному нашему укладу, готовят к общей трапезе, кто чем богат… А куда выкладывать? Газетки в то время с собой не носили, чистые тряпицы быстро переставали быть таковыми. Так что вопрос решается естественным образом: на самое чистое, что есть у каждого – на халявы!
Дома: «что есть в печи – всё на стол мечи!».
В поле, когда встретились два одиночества: «весь припас – на халяву» - и понеслось!